Стихотворение ко дню рождения отца, как указано в его свидетельстве о рождении — 10 мая.
Отцу. Ты родился в избе с земляными полами, Там топили кизяк вперемешку с дровами. Не осталось снов, не пропитанных гарью. Этот мир изначально был бренной тварью. Мир скроили из звезд и селений нищих, Бесполезных людей и как будто лишних, Человечьих слез, соловьиного пенья, Воя ветра в трубе и надежды Спасенья. Омывалось утро зарей с востока, Обжигая лес и стекляшки окон. За плетнем - луга, за бугром - лощина. Мир всегда стоял на согбенных спинах. Ветер гонит прочь облаков ватагу, Напитало пруд ледяною влагой. Горизонт подернут лиловой дымкой, И свистит на плетне подсыхая крынка. Дранка нищего счастья - не ведать кто мы, Для чего населяли степные хоромы, Где от голода пухли к весне и согреться Не случалось даже на донце сердца. А пригреется май на соломе крыши, Круг за кругом коршун парит все ниже. Пруд промыв плотину ушел в овраги И душа облаченная в боль и страхи Заскулит от радости вешней жизни На распутье слякотном, в укоризне, На крутом откосе и в буреломе, На полу земельном в родимом доме. И черемухи запах да цвет половы Будет миру вешнему за основу. Май повяжет в узел земные страсти И с кислинкой яблочной зреет счастье.
Отец прочитал, сказал:
— Хорошо, мне понравилось. Только в доме полы были не земляные — деревянные.
Я начал в оправдание говорить о правде художественного образа, о том, что мне говорили про земляные полы…
Отец выслушал и сказал:
— Хорошо. Тут в чем дело: в деревне не было кто умел набивать земельный пол. Это же не просто! откуда-то надо было приглашать, платить за это.
Я же легкомысленно представлял, что земляной пол набивают пятками.
— И потом, — добавил отец, — мы не топили печь кизяками. Собирали, конечно, жгли, но мать как-то попробовала, дым в избу пошел… такая вонь сделалась! Она сразу сказала все выбросить и мы больше не жгли в доме кизяк. А так-то все хорошо: про соловьев, пруд, про коршуна. Только коршун у нас цыплят не таскал. У всех таскал, а у нас нет, не знаю почему.
Да… откуда же у меня склеилось, что полы земляные, а печке кизяк? Такая матрица. Что не соответствует ей — она не замечает, фильтрует. И вроде все глазами смотрим.
Отец помедлил еще минуту и добил мой стих:
— Хорошо. Но может и не в мае.
— Как не в мае? На восемьдесят пятом году ты объявляешь, что не в мае?
— Вон Алексея-то все знали: когда понесли его регистрировать тем днем и записали, а родился-то он когда? да и Раю тоже. Так и меня наверно.
— А когда же ты родился?
— Ну… может в марте…
— 8-го марта? — предположил я.
— Ну… — смутился отец.
— 9-го марта? — съехидничал я. Сколько себя помню, родители спорили, когда родили меня: 8-го марта или 9-го.
— Ну… — невразумительно отреагировал отец.
— 10-го марта? — перебирал я по восходящей.
— Да-да-да, — обрадовался отец, — 10 марта!
— Стих переписывать не буду! — подвел я черту под новой семейной легендой.